Экономическая политика глобального эксцесса
Период 1983 - 1990 гг. был преодолением последствий Великой стагфляции и в целом характеризовался экономическим подъемом, самым продолжительным в череде циклических кризисов после второй мировой войны. В этот период в качестве императивов экономической политики преобладали неолиберальные установки, ориентированные на устранение государственного участия в хозяйственной жизни, расширение влияния малого и среднего бизнеса, развитие предпринимательства и частной инициативы. Все это должно было создать конкурентный накал в экономиках западных стран и повысить общую эффективность функционирования хозяйственных систем. Но вместе с тем в этот период продолжалась концентрация в промышленности, создавались крупные транснациональные компании, построенные на мультидивизиональных структурах управления, происходило сокращение потребления некоторых видов сырья, ужесточались международные контакты в области кредита и торговли.
В 1990 г. произошло резкое замедление темпов роста, которые после 1988 г. достигали для отдельных промышленно развитых стран 4 - 5% в год. Тенденции спада возникли на севере Америки и Европы. К середине 1991 г. в полосу спада вошла Германия, затем практически вся Европа и Япония. Уникальной чертой этого кризиса являлось отсутствие по многим странам абсолютного падения объемов производства, что было характерно для предыдущих мировых кризисов. В период 1990 - 1992 гг. отмечалось замедление роста, и это уже вызвало крайне негативную реакцию в банковском секторе, на инвестиционных рынках и рынках труда. В результате наблюдался спад инвестиций, увеличение числа безработных в среднем на 1 - 1,5% от экономически активного населения. Совокупный спрос сократился, способствуя уменьшению роста объемов промышленного производства. Вторая отличительная черта этого кризиса заключалась в том, что он не был продолжительным, а также в том, что правительства западных стран не разрабатывали специальных антикризисных программ. В каждой стране были готовы свои системы мероприятий для преодоления падения темпов роста, обнаруживающие общие черты. Фискальная политика состояла в снижении налогов для того, чтобы поддержать развитие наиболее перспективных производств. Кредитно-денежная политика также предполагала воздействие на процентную ставку, инвестиции и сбережения, с тем чтобы обеспечить поддержку по отобранным приоритетным направлениям промышленного развития. В организационно-правовом плане правительства осуществили расширение сети программ обучения и переквалификации для поддержания уровня занятости и снятия социальной напряженности. Названных мероприятий оказалось достаточно для противостояния замедлению темпов роста.
Кризис 1990 - 1992 гг. позволил правительствам западных государств обратить более пристальное внимание на проблему структурного корректирования экономики, поскольку возникновение кризисов в результате замедления темпов роста основывается на быстро прогрессирующих диспропорциях в экономике, которые, сочетаясь с неадекватными мероприятиями государственного регулирования и институционализированными правилами, приводят к сокращению занятости и провоцируют кризис без абсолютного падения объемов производства.
После 1992 г. в мировой экономической системе произошли крупные изменения, связанные с образованием СНГ и трансформацией хозяйств постсоциалистических стран. В мире возросло количество независимых государств, что усложнило международную структуру взаимоотношений и создало дополнительные трудности в конфликтно протекающих процессах глобализации и регионализации. В течение 1970 - 1980-х годов промышленные страны создавали информационную инфраструктуру и совершенствовали работу финансовых рынков, и к середине 1990-х годов эти рынки стали наиболее развитыми, гибкими, мобильными, а деятельность в области финансовых спекуляций наиболее привлекательной для экономических агентов. Это привело к такому расширению мировой финансовой системы, которого не было до сих пор, и создало новую разновидность мирового кризиса, поражающего в первую очередь международные финансовые отношения с вытекающим воздействием на объемы производства, занятости, уровень цен и перестройку политико-экономических отношений и международных институциональных форм. Когда финансовая сфера начинает довлеть над промышленной, происходит изменение природы многих экономических явлений и процессов, которые невозможно объяснить в рамках прежних теоретических доктрин.
Мировой финансовый кризис 1997 - 1999 гг., финансовая стабилизация в России, высокие темпы экономического роста новых индустриальных стран Юго-Восточной Азии, ускоренное развитие экономики Китая, главенство доллара в системе международного валютного обмена и стремление США после победы в «холодной войне», используя мировое значение своей национальной валюты и военно-экономический потенциал, задавать тон мировому политическому и экономическому развитию - являются признаками сложившейся в 1990-х годах XX века экономической политики глобального эксцесса. Под эксцессом понимаются крайнее проявление каких-либо действий, невоздержанность, излишества, острое столкновение интересов с вытекающими нарушениями в области экономических отношений. Для того чтобы дать полную характеристику и точно определить суть такой политики и серьезные опасности, к которым она приводит, необходимо рассмотреть особенности финансового кризиса 1997 - 1999 гг., роль международных институтов, в частности, созданного по бреттон-вудским соглашениям Международного валютного фонда, а также определить тенденции мировых институциональных изменений, без которых трудно изучить и понять закономерности трансформации институтов внутри национальных хозяйств.
Особенности мирового финансового кризиса
1997 - 1999 гг.
Монетаристская доктрина, выступавшая в качестве ядра экономической политики во многих западных странах на протяжении 1980-х годов, способствовала расширению финансового сектора экономики этих стран, бурному развитию мировых финансовых рынков, возвышению денежной сферы над материальным производством, концентрации капиталов, расширению международного сотрудничества и глобализации, основанной на американском долларе. В 1980-е годы произошли кардинальные изменения в мировой политике, состоящие в росте спекулятивного давления на экономики высокоразвитых промышленных государств и образовании системы геофинансов, подчиненной США, с помощью которой стало возможно контролировать международные финансовые потоки и управлять экономическим развитием менее сильных в экономическом отношении стран.
Эти изменения к середине 1990-х годов привели к существенным диспропорциям в экономической структуре как отдельных стран, так и мироэкономики, выражающимся в подчинении реального сектора финансовому капиталу, примате денег над производством, разрастании фондового рынка. Еще несколько десятилетий назад понятие «денежного навеса» существовало только для национальных экономик и обычно приводило к высокой инфляции и антиинфляционной сдерживающей политике, направленной на сокращение денежной массы и ликвидацию этого «денежного навеса». Но к 1997 г. разросшаяся финансовая оболочка стала довлеть над мировой экономикой. Достаточно сказать, что ежедневно в мировом хозяйстве обменивается 1500 млрд. долл., из которых только 3% идет на оплату международной торговли и услуг. В 1970-х годах объем обмениваемой валюты в день составлял в среднем 16,5 млрд. долл. По данным Базельского Банка международных расчетов, из обмениваемых ежедневно 1,5 трлн. долл. 80% утекают через неделю, 50% - перетекают не более чем на один день и 10% - на час, а затем покидают область платежно-расчетных операций, возвращаясь в чисто спекулятивный оборот - в игру на фондовых и валютных биржах. По имеющимся оценкам, ежедневные спекуляции на валютных мировых рынках покрывают валютные резервы всех центральных банков мира. Это приводит к возникновению серьезной опасности для дальнейшего экономического развития, поскольку возвышает власть спекулянтов над властью эмиссионных центров различных государств.
Мировая экономика к исходу XX века превращается в экономику отдельных лиц, когда крупные спекулянты и предприниматели типа Дж. Сороса или Б. Гейтса могут оказывать существенное влияние на состояние экономик многих государств, тем самым определяя судьбы целых народов.
Институциональные изменения, произошедшие в 1970 - 1980-е гг., способствовали этому. В частности, электронизация экономики, темпы которой значительно опережают скорость, с которой может происходить образование новых эффективных институтов, резко увеличила возможности финансовых спекуляций и сделала скорость экономического процесса, например сделки, лимитирующим параметром хозяйственного развития, чего не было раньше и что не нашло еще полного отражения в современных экономических теориях. Если эмиссионные институты, являющиеся главным рычагом в экономической политике государства, теряют возможность противостоять денежным спекулянтам, то это означает резкое возрастание роли международного фактора в управлении национальной экономикой, а также то, что реальная власть в данной сфере перетекает в руки слабоорганизованных спекулянтов, то есть «финансовой толпы», которая хотя и действует по неким общим законам, но все-таки предполагает высокий элемент случайности.
Финансово-экономические кризисы возникают при наличии двух групп причин.
Во-первых, объективные тенденции экономического развития способны привести к развертыванию кризиса, подготовить который могут и соответствующие институциональные изменения (как это было при внезапно возникшем кризисе 1930-х гг.). Классическое объяснение таких кризисов с позиций экономической теории состоит в эффекте перегрева экономики, за которым наступает резкий спад, хотя существует несколько достаточно убедительных теоретических доктрин циклических кризисов. Однако ни одна из них не учитывает новой международной экономической реальности - системы геофинансов.
Во-вторых, эта система позволяет одному государству или определенным представителям финансовой олигархии провоцировать кризис в какой-либо стране с целью ослабления ее позиций в мировой конкуренции. Преобладание спекулятивной финансовой сферы над производством позволяет это делать, не дожидаясь возникновения перегрева экономики, а только перенаправив финансовый поток в нужную сторону и спекулятивными действиями обрушив национальную валюту данной страны и ее фондовый рынок.
Последующие события непосредственно затрагивают производственную сферу. Происходит утечка капиталов за границу, поскольку обесценивается валюта и падают курсы акций. Чтобы противостоять утечке капиталов, процентная ставка повышается, и это, как правило, оказывает еще более негативный эффект на производство, так как резко сокращаются инвестиции, сжимаются рынки, падают прибыли. И только высокая диверсификация крупных компаний, ориентирующая их деятельность не только на мировые, но и на внутренний рынок, позволяет сопротивляться кризису, но без сокращений персонала обойтись не представляется возможным. Это приводит к росту социального напряжения в стране с потенциальной возможностью замены правительства в случае особенно сильных недовольств и массовых протестов граждан.
Таким образом, созданная система управляемого финансового кризиса, базирующаяся на диктате доллара в международных торгово-финансовых отношениях, позволяет реализовать политические цели и укрепляет режим власти финансовой олигархии.
Кризис 1997 - 1999 гг. сильнее всего поразил развивающиеся быстрыми темпами страны (ежегодный прирост ВВП - 9 - 12%) Юго-Восточной Азии - Таиланд, Гонконг, Малайзию, Сингапур, Тайвань, Индонезию, Филиппины, - затем перекинулся на Южную Корею и Японию. Он начался после передачи Гонконга Китаю, с падения валюты Таиланда, после чего сработал известный «эффект домино». Необходимо отметить, что ничто не предвещало кризиса и это не был перегрев экономики в результате невиданного взлета экономической конъюнктуры. Правительства названных стран предпринимали специальные меры по сдерживанию темпов роста, чтобы избежать кризиса перегрева экономики. Поэтому тот факт, что кризис имел региональную ориентацию, вызывает среди многих экономистов сомнения, особенно в отношении объективных предпосылок данного кризиса, так как анализ факторной основы экономического роста стран Юго-Восточной Азии, эффективность правительственного регулирования, макроэкономические параметры (уровень потребления, сбережений, инвестирования, инфляции, безработицы и др.) исключают видимые предпосылки кризиса, имеющие чисто экономическую природу. Тем более что кризис задел банки Франции и Германии, которые осуществляли долгосрочные рисковые капиталовложения в новые индустриальные страны. Следовательно, можно предположить, что в рамках политики глобального эксцесса механизм данного кризиса был полностью смоделирован третьей страной - США - для поддержания собственного экономического развития и военно-политической гегемонии в мире. Мотивы таких действий и финансовая структура, созданная за послевоенный период развития международных отношений, позволяют осуществить такой план.
Во-первых, азиатские страны создали конкурентоспособные экономики, которые вытесняют с мировых рынков США.
Во-вторых, движение этих стран возглавляется Японией и Южной Кореей - постоянными соперниками США, - против которых направлен главный финансовый удар.
В-третьих, реформируемый Китай начинает играть значительную роль в мировой экономике и наравне с Японией может стать лидером Азиатско-Тихоокеанского стратегического региона. Необходимо учитывать, что Китай располагает более чем миллиардным населением, а с учетом других стран Юго-Восточной Азии эта цифра превышает полтора миллиарда.
Уже в октябре 1997 г. на заседании МВФ и Мирового Банка премьер-министр Малайзии Махатир открыто обвинил финансовых спекулянтов из США в подрыве национальной экономики и перекачке денежных средств на сумму 150 млрд. долл. всего за три месяца кризиса. Из сказанного возникает важный вопрос: как организовать кризис? Понятно, что обрушить можно далеко не всякую экономику. Экономику Франции и Германии подорвать спекулятивными мероприятиями на валютном рынке вряд ли возможно. Дело в том, что технологии экономических исследований и оценок развивались параллельно с финансово-спекулятивной системой и позволяют делать достаточно точные выводы о наметившихся трудностях в экономическом развитии конкретной страны.
Именно здесь возникает узкое место для международных спекулянтов, стремящихся нажиться на обвале национальной валюты этой страны, поскольку вероятность такого исхода в силу отмеченных экономических трудностей повышается. Затем можно заинтересовать внутренних инвесторов вкладывать средства в рискованные долгосрочные проекты, искусственно создать давление на национальную валюту и в итоге девальвировать ее. Тогда внешний долг данной страны, выраженный в девальвированной национальной единице, возрастает, и страна обращается за кредитами в МВФ, а различные международные финансовые и банковско-кредитные организации начинают манипулировать экономикой страны, угрожая банкротством.
Тот, кто осуществляет девальвацию, получает дивиденд от игры на понижение национальной валюты страны, экономическая политика которой вынужденно ориентируется на поддержку экспортных отраслей как главного источника иностранной валюты, необходимой для выплаты долга и стабилизации валютного курса. Спекулянту становится выгодным вложение вырученных от игры на понижение сумм в экспортные отрасли, которые по девальвированным ценам поставляют товары на мировые рынки. Нужно также учесть, что и величина инвестиций, требуемых в эти отрасли, теперь становится заниженной.
Складывается система экономической колонизации, когда
страны, устроившие подобную девальвацию, получают дополнительную отдачу в виде
перетекающих из подорванной экономики капиталов и обесцененных товаров, которые
можно потреблять в большем количестве. Население страны, попавшей в подобный
финансово-экономический кризис, имеет значительно более суженные возможности
потребления вследствие резко сокращающихся выгод от международной торговли
(импорт дорожает) и падающих реальных доходов граждан. Схема данного
финансового кризиса является частью организованной системы экономической
политики глобального эксцесса, которая обеспечивает выгоды МВФ, спекулянтам и
поддерживает значимость теоретической доктрины, которая послужила фундаментом
при проектировании такой международной системы.
Организация экономической политики
глобального эксцесса
Финансовый кризис 1997 - 1999 гг. обнажил проблемы политики глобального эксцесса, высветил негативную роль, которую в ее организации сыграли МВФ и созданный вокруг фонда «вашингтонский консенсус», который распространяет свое влияние не только на страны СНГ и Россию, но и на те полюса мировой экономики, которые могут составить конкуренцию американскому экономическому господству или англосаксонской системе социально-культурных ценностей и организационно-техническим достижениям.
Во второй половине 1980-х и в 1990-е годы возводилось новое здание международных экономических отношений, отдельные конструкции которого были представлены международными финансовыми организациями, поменявшими свои целевые установки несмотря на то, что и ранее поставленные цели ими не были достигнуты, вызывая противоречивые отзывы разных представителей мирового сообщества. Прежде всего имеется в виду деятельность МВФ, который вместе с небольшой армией крупных финансовых магнатов-спекулянтов стал проводником политики глобального эксцесса. Организация, подобная МВФ, то есть с декларируемыми ею целями и задачами, всегда является порождением мирового денежного status quo. После возникновения финансового и валютного кризиса в какой-либо стране, о возможных причинах которого уже сказано, данная организация призвана оказать кредитно-финансовую и методическую помощь правительству с целью оздоровить финансы и вернуть экономику на прежнюю траекторию развития. Для этого МВФ выдает кредиты. Однако именно здесь и возникают основные проблемы, связанные с его влиянием на международные финансовые отношения.
Во-первых, фонду удается аккумулировать средства, измеряемые сотнями миллиардов долларов. Это средства не только правительств, но и частных финансовых учреждений. Тогда возникает вопрос: почему для предоставления кредитов государству с кризисной экономикой используется международный посредник - МВФ, но не происходит непосредственного контакта между кредитодателем и получателем? Аргументация может строиться на том, что в большинстве случаев объем необходимой финансово-кредитной помощи таков, что ни одно государство не может предоставить столь значительные ресурсы самостоятельно.
В частности, в конце 1997 г. МВФ взял на себя обязательства направить странам Юго-Восточной Азии от 160 до 180 млрд. долл. помощи. Только для одной Южной Кореи объем займа должен был составить 57 млрд. долл. Однако размеры финансовых средств, которыми располагает фонд, измеряются экспертами в 40 - 50 млрд. долл. Существует мнение, что разница в названных суммах покрывается за счет выкачанных из кризисной экономики финансовых капиталов. Являясь кредитным институтом международного значения, МВФ привлекает финансовые ресурсы, не предназначенные для благотворительных целей, поскольку они достаточно велики. Следовательно, своим финансовым источникам он должен обеспечить возврат средств и хотя бы небольшой прирост. Поэтому если встает задача возврата, то для этого будут предприняты как соответствующие текущие мероприятия в виде рекомендаций правительствам, какую политику им необходимо проводить в стране, так и будет предпринято форсирование очередного кризиса, который выступает своеобразной компенсацией потерь.
Во-вторых, фонд может предлагать правительству страны, которой он предоставляет кредит, экономико-политические мероприятия, призванные решить задачу, нужную МВФ, - обеспечить возврат предоставленных финансовых средств. Для этого, вне зависимости от реальных тенденций национального экономического развития, предлагаются рестриктивные меры: ужесточение бюджетной дисциплины, сокращение государственных расходов, сжатие денежной массы в обращении, улучшение процесса сбора налогов, упразднение методов государственного регулирования. Подобная политика способствует росту безработицы, возникновению структурных диспропорций в экономике, сокращению социальных программ. Она направлена только на сбалансирование бюджета и стабилизацию валюты, которая не базируется на реальных процессах, происходящих в экономике.
Таким образом, бюджет и валюта возвышаются над экономикой и теми целями, которые поставлены закономерным развитием общественного производства. Следует не согласиться со многими критическими высказываниями в адрес МВФ, которые можно встретить в центральных финансовых и экономических западных изданиях, сводящихся к тому, что политика фонда в большинстве случаев некомпетентна. Настоящая причина состоит не в некомпетентности или ошибочности проводимой экспертами и Советом директоров МВФ политики, а в сущности данной организации, ее природе и назначении. Так, МВФ потребовал от Таиланда за предоставляемую помощь открыть национальные банки для иностранного капитала, изменить соответствующие валютные ограничения, чтобы не препятствовать размещению иностранного капитала на внутреннем рынке. Это подрывает конкурентоспособность финансовой системы Таиланда, ослабленной кризисом, и, по сути, открывает внутренний рынок и увеличивает зависимость экономики от импорта товаров, инвестиций, технологий и т.д. Еще один пример негативного влияния МВФ на экономическое развитие - его участие в ликвидации кризиса в Мексике в 1994 г. и в Южной Корее в 1998 г.
Последний случай интересен тем, что представители фонда в качестве главной причины кризиса указывали на порочные стороны сложившейся южнокорейской национальной модели экономического развития, которая обеспечивала 9 - 12%-е темпы роста и была ориентирована на Японию. К основным чертам корейской модели относились: активное государственное регулирование экономики, по крайней мере, в больших масштабах, чем в ряде западных стран, система поддержки национальных корпораций, поощряющая высокую норму накопления, и значительные инвестиции в промышленность; на макроэкономическом уровне применялось индикативное планирование и т.д.
По мнению ортодоксальных экономистов, это привело к возникновению массовой коррупции, снизило эффективность корейской экономики. Выход состоял во внедрении неолиберальной экономической модели, открывающей доступ иностранного капитала к корейским корпорациям и банкам. Первоначально Корея пыталась использовать «японскую хитрость», то есть получать помощь от США в виде кредитов и строить национальное хозяйство по собственному сценарию. Учитывая международную обстановку прошлых лет, администрации США не препятствовали корейским правительствам осуществлять планомерную перестройку промышленности, создавать оборонные отрасли, крупные корпорации, холдинги - «чэболы», применять протекционистские меры, планировать на макроэкономическом уровне и т.д. В этот период никто не обращал внимания на коррупцию, которая в первую очередь поразила каналы распределения финансовых потоков между корпорациями. Но когда южнокорейские транснациональные объединения в конце 1980-х и в 1990-е годы стали теснить с мировых рынков американских производителей, США отчетливо ощутили опасность своей экономической (национальной) безопасности. Поэтому в ходе кризиса 1997 - 1999 гг. не предпринималось никаких ощутимых шагов для спасения экономики Южной Кореи.
МВФ предложил Корее отказаться от японской экономической модели, признать ее неэффективной, а взамен получить кредиты и открыть экономику для иностранного участия. Корея частично пошла на выполнение условий, что сделала и Россия в 1999 г., и другие страны, укрепляя, тем самым, экономическую политику глобального эксцесса. В качестве третьего ведущего момента в организации политики эксцесса нужно выделить следующее. Концепция свободного рынка (laissez faire), а именно она лежит в основе неолиберальной философии, говорит о том, что в результате чистой конкуренции неэффективные фирмы подлежат процедуре банкротства и перестают существовать как экономические агенты. Их активы распродаются и становятся приобретением тех, кто выиграл в конкурентной борьбе и показал более высокую эффективность.
Конкурентная процедура может быть неэффективна, да к тому же найти чистую конкуренцию в современной экономике практически невозможно, так как везде присутствуют проявления власти над рынком. Тем не менее, неоклассики говорят, что ни в коем случае нельзя финансировать убыточные предприятия, кредитовать неэффективную промышленность. При этом они не могут ответить, как без кредитов сделать промышленность эффективной, но настаивают, чтобы кейнсианская методология не применялась в качестве руководящих принципов экономической политики в условиях, когда увеличивается спад и растет инфляция.
В области экономической политики в 1980-е годы сформировался стереотип, согласно которому наиболее эффективными признаются экономические методы регулирования, поскольку они не нарушают свободы рынка. В этом прослеживается влияние неоклассиков. На самом деле запрет на администрирование губителен для экономического развития, так как разделение на административные и экономические методы регулирования - искусственное. Функционирование администраций, выработка ими решений оказывают прямое влияние на развитие хозяйства. Экономические методы регулирования воздействуют на стимулы поведения агентов, а административные - создают правила и нормы. Поэтому при выходе из кризиса значимость этих методов резко возрастает, так как в период кризиса происходит общее несоблюдение установленных норм и нарушается следование процедурам. Следовательно, нельзя считать эти методы противоречащими сути экономики рынков, наоборот, они являются непременным условием эффективного управления экономикой.
Оценки негативного влияния МВФ на процессы национального экономического развития усиливаются. Например, президент Национального бюро экономических исследований США Мартин Фелдстайн заявляет, что политика в отношении таких стран Азии, как Таиланд, Индонезия и Малайзия, проводимая МВФ, является амбициозной, несовместимой с ролью данной организации, «которая сталкивается с национальным суверенитетом»[1]. Бывший кандидат в президенты США П. Буханан и его сторонники считают, что МВФ - это филиал администрации США, вмешивающийся во внутренние дела суверенных государств, нарушая нормы международного права, касающиеся трактовки суверенитета и независимости государства. Более того, в адрес других международных организаций, например ВТО, высказываются похожие обвинения, поскольку развивающимся странам при помощи этих организаций навязывается одна модель развития, с которой они не могут согласиться.
В результате потенциальные выгоды от торговли, которые должна обеспечить, например, Всемирная торговая организация, оборачиваются списком условий по приему страны в эту организацию. Нарушение данных требований приводит либо к определенным санкциям, либо к выводу страны из организации, но приемлемость для государства этих условий отнюдь не гарантируется. Институциональные особенности, в рамках которых живут эти организации, находят отражение в их процедурах, нормативах и условиях, предъявляемых другим странам, где действуют совершенно отличные институты и проводится иная экономическая политика.
Принудить эти страны к
проведению экономической политики, вызывающей удовлетворение у третьих лиц,
означает только одно - полностью лишиться самостоятельности в принятии
внутриполитических решений, потерять родовую связь с собственной страной.
В частности, при вступлении в ВТО подписывается договор о либерализации финансовых услуг, который навязывает неолиберальную трактовку управления финансовой системой, выгодную далеко не всем участникам международных торговых отношений.
Конец двадцатого века ознаменован появлением нового вида
международной конкуренции - метаконкуренции. Соперничество между странами
разворачивается за систему правил, модель национального развития, то есть за
институциональную структуру, в которой одни добиваются больших результатов и
могут диктовать условия другим, а те, в свою очередь, показывают лучшие
результаты при институтах, разработанных ими для нужд своего национального
хозяйства. В итоге никто не собирается вырабатывать общую компромиссную модель
мировой экономики. Посредством финансовой власти происходит удушение одних
стран и бурное развитие за счет этого других, что полностью опрокидывает
исполнимость принципов экономической демократии применительно к международным
финансово-экономическим отношениям.
Перспективы институциональных изменений,
элиминирующих глобальный эксцесс
В основе мероприятий, снижающих негативное воздействие на общественное развитие глобального эксцесса, лежит институциональное планирование, в рамках которого рассматриваются различные технологии, имеющие всеобщее или частичное распространение. В качестве таких технологий международного значения выступают:
- изменения в системе международного валютного регулирования и налогообложения;
- разработка программ финансовой помощи слаборазвитым странам и схем реструктуризации их внешнего государственного долга;
- реорганизация важнейших институтов международной политики и права - организаций, союзов, блоков и т.д.;
- использование международного политического влияния для изменения вектора внутренней экономической политики отдельных государств;
- полный пересмотр сложившейся системы международного порядка в результате теоретического обоснования новой парадигмы международного развития.
Все перечисленные варианты, за исключением последнего, характеризуются ограниченной областью применения, то есть касаются отдельных сфер международной экономики, политики, права.
Существует точка зрения, согласно которой страны, исповедующие либерализм и последовательно придерживающиеся принципа свободной рыночной экономики путем введения соответствующих законодательных ограничительных норм, отошли от указанной философии, рассматривая государство как полноценного и наиболее активного агента, призванного вмешиваться в разрушительную по своей природе рыночную стихию, с тем чтобы регламентировать деятельность различных агентов и повышать эффективность средств регулирования и координации. Уже на протяжении довольно долгого времени страны Запада используют либерализм для экспорта, а сами практикуют целевое макроэкономическое регулирование.
Такая политика выступает в качестве одной из главных причин формирования «вашингтонского консенсуса» и глобального эксцесса. Она камуфлируется под объективные тенденции мирового развития, подается под соусом глобализации, только для одних стран предлагается открытость, денационализация и дерегулирование. Другие же страны не торопятся осуществлять подобные мероприятия, считая их неприемлемыми. Подобные предложения направлены на проектирование режима структурной зависимости, который не представляет большой угрозы в чисто экономическом смысле, но оборачивается крупными социальными потерями вследствие неверных политических решений, так как страны, навязывающие подобный режим, хотят получить вознаграждение за предпринимаемые усилия, извлечь дополнительную ренту за счет третьих стран. Это ситуация - когда политический фактор становится лимитирующим в развитии экономики.
Для борьбы с эксцессом используются совершенно разные политические приемы. Показательным примером служат давние расхождения между объединенной Европой и США, которые являются отражением геополитического дуализма - атлантизма и континентализма. Эти расхождения являются идеологическими, но за ними стоят различные формы экономической политики. Современный атлантизм самоутверждается посредством монетаристской экономической доктрины и пропаганды идей рыночной демократии. Он становится основой политической стратегии США и Великобритании. Европейский континентализм опирается на социальную рыночную экономику, государственное регулирование, отлаженные системы социальной поддержки граждан с низкими доходами. Таким образом, континентализм по сравнению с атлантизмом более социалистичен. Если атлантизм связывают с процессами глобализации, которые должна возглавить одна супердержава, то континентализм предполагает регионализацию, в которой все участники имеют одинаковый голос и заинтересованы в общем благополучии и коллективном принятии решений. Мировой финансовый кризис 1997 г. обеспечил возрастание социальной напряженности в Европе вследствие роста безработицы и урезания социальных программ. Это обнажило бесперспективность либерально-консервативной модели монетаризма как флагмана экономической политики. В результате уже к исходу 1998 г. в 11 из 15 стран Европейского союза к власти пришли социал-демократические правительства, отстаивающие идеи большей социальной защищенности населения и эгалитаризма. Во Франции и Италии по итогам выборов в правительство вошли коммунисты. Социологический зондаж предпочтений шведов показал, что они не поддержат изменений в государственной социальной политике, поскольку выступают за сохранение достигнутых социальных стандартов и политику эгалитаризма.
Однако представители атлантизма предпринимали множество попыток по предотвращению дальнейшего развития отмеченных тенденций на европейском континенте. В частности, премьер-министр Великобритании Т. Блэр специально собирал ведущих английских аналитиков для обсуждения проблемы «третьего пути». В ходе дискуссии оформилась следующая версия «третьего пути» развития: необходимо бороться с безработицей и усилить социальную защиту населения, отстаивая либеральные ценности и практикуя монетаризм как единственно эффективный инструмент экономической политики. По смыслу - это замаскированная стратегия глобализации, которую сумели раскрыть европейские левые, выступив со своими инициативами, нашедшими широкую поддержку среди глав правительств объединенной Европы. Их предложения сводились к отказу от монетаристской политики и глобализации, который должен сопровождаться переходом на альтернативную доллару европейскую валюту (евро) и усилением социальной составляющей политики, что вряд ли возможно без использования методов государственного регулирования. Из сказанного очевидно: идет конкурентная борьба, затрагивающая не только вопросы тактики, но и выбор стратегической линии развития стран, являющихся цитаделью капитализма. Проблема пересмотра международного порядка в этом контексте становится ключевой и поэтому трудно разрешимой.
Теперь необходимо дать характеристику каждому из способов управления мировой экономической системой, хотя следует заметить, что ни один из них не использовался и не будет использоваться в чистом виде, то есть без искажающего влияния других методов и процедур. Не вдаваясь в тонкости, рассмотрим предложения косметического характера, связанные с изменением системы налогообложения, валютного регулирования, реструктуризации долгов, и кардинальные меры, выливающиеся в программы пересмотра международного порядка, хотя их радикальные свойства намного преувеличены.
Поверхностные корректировки международного порядка. Для противодействия валютным спекуляциям, которые смогли укрепить свои позиции в основном благодаря поощрительному влиянию монетаристской доктрины, отстаивающей свободу рынков, дерегулирование, невмешательство государства, Дж. Тобин выдвинул проект, идея которого сводилась к необходимости введения специального налога на любые валютные и денежные спекуляции. Поскольку спекулянты дезорганизуют денежные рынки, то они нарушают инвестиционные процессы, снижают эффективность кредитования промышленности, искажают финансовые потоки в экономике. Если эта деятельность привлекает достаточно большое количество экономических агентов и имеет тенденцию к дальнейшему расширению, то необходимо повысить издержки занятий этой деятельностью, с тем чтобы снизить ее рентабельность и сократить количество желающих работать в данной сфере. Однако предложение Тобина нельзя признать достаточно эффективным, поскольку сложившаяся система институционализирована и принципиально не имеет перспектив совершенствования, а налоги являются косметическими мероприятиями, не меняющими системной сути происходящих экономических процессов.
Международная система валютных спекуляций, базирующаяся на долларе, может быть преобразована с созданием двух независимых валютных центров на базе евро и азиатской единой валюты, которые бы обеспечили конкуренцию доллару, снизили его международное значение и после пересмотра базисных институтов валютных обменов и торговых отношений упразднили возможность возникновения финансовых кризисов, подобных кризису 1997 - 1999 гг., когда в очередной раз были фактически ограблены экономики таких стран, как Малайзия, Индонезия, Южная Корея и др. Подведение итогов данного кризиса позволяет утверждать, что практика моделирования экономических кризисов, имеющих политическое значение, началась еще в Чили в 1973 г. (а может быть и раньше), затем в 1982 г. и в 1987 г. в странах Латинской Америки - Бразилии и Аргентине, в 1989 - 1992 гг. в странах Восточной Европы, в 1994 г. - в Мексике, в 1991-1999 гг. - в России и странах СНГ. Однако предложениями Тобина, а также созданием трех валютных и экономических полюсов не исчерпывается набор возможных противодействий мировым финансовым кризисам.
Например, Японии и Китаю удалось пройти кризис 1997 - 1999 гг. с наименьшими потерями. Централистская система управления китайскими реформами позволила создать систему, защищающую эту страну от инициированных за ее пределами кризисов. Эта система базируется на значительной величине валютных резервов, измеряемых в объеме 125 - 150 млрд. долл., поощрении капиталовложений, планируемых на период 1998 - 2001 гг. в размере 1 трлн. долл., укреплении роли иностранных транснациональных корпораций на китайском рынке в обмен на доступ к современным технологиям. Целью экономической политики выступает предотвращение снижения темпов роста ниже 8% в год и безработицы выше 3%. Кроме того, Китай осторожно интегрируется в мировое хозяйство. Так, руководство КНР не спешит со вступлением в ВТО и конечно полностью отвергает рецепты МВФ.
Таким образом, унифицированная в политическом отношении система, с некоторыми элементами экономического плюрализма, сильными традициями ведения национального хозяйства, демонстрирует удачную политику сопротивления глобальному эксцессу и даже пытается балансировать в борьбе за мировые рынки между Японией и США, отдавая ведущую роль в этом транснациональным корпорациям. Япония имеет еще более прочную базу для противодействия мировым финансовым спекулянтам. Размер ее резервных капиталов составляет 350 - 400 млрд. долл. Но главными направлениями сопротивления глобализации, проводимой под знаком неолиберального триумфа, является регионализация - создание мощных в экономическом плане и взаимосвязанных региональных группировок стран, укрепление позиций государства в экономике и переход к различным вариантам кейнсианского передаточного механизма экономической политики с разработкой общего институционального механизма, а также возрастание роли оппозиционных средств массовой информации, вскрывающих неэффективность процесса глобализации под флагом США.
Программы пересмотра международного прорядка. Традиция разработки подобных программ была заложена Тинбергеном и Мюрдалем, а также другими экономистами, занимавшимися проблемами развивающихся стран. Многие из них мотивировали свои предложения по пересмотру международного порядка не столько сугубо экономическими проблемами, сколько вопросами обеспечения системного выживания человеческого общества, прогнозами негативных экологических изменений на планете.
Под новым международным порядком, на формирование которого направлены соответствующие программы, понимается система институтов, позволяющих достичь большей эффективности в функционировании мировой экономики в условиях возрастающей глобализации социально-экономических отношений, увеличивающихся различий между развитыми и развивающимися странами, а также возросшей потребности регулирования международных политических контактов и торговых операций. Закономерные особенности национального развития вступают в противоречие с процессами глобализации, что и приводит к необходимости поиска новых институциональных форм.
Пересмотр системы международного порядка направлен на преодоление разрыва между экономически развитыми и развивающимися странами, на формирование равных условий ведения торговых и финансово-экономических дел каждым из государств. Во второй половине 1970-х годов обострилась проблема внешнего долга развивающихся стран вследствие двух крупных кризисов, разразившихся в течение десяти лет, ухудшивших условия международной торговли, подорвавших торговый и платежный баланс слаборазвитых стран. В мировой капиталистической системе четко обозначились ядро и его периферия, находящаяся в структурной зависимости от центра. Это было началом глобального эксцесса - масштабного неравноправия в международных отношениях, существовавшего во все времена в той или иной степени, против которого экономисты до сих пор не могут предложить действенных инструментов, позволяющих в значительной степени снизить его негативное влияние на развитие мировой экономики.
Известные программы пересмотра международного порядка касаются в основном трех направлений действий - проблем перераспределения ресурсов и доходов между развивающимися странами, разработки внутренней экономической политики слаборазвитых стран и политики промышленно-развитых стран в отношении «третьего» мира, использующей новые методы регулирования. Западным странам в рамках указанных программ предлагалось снять таможенные барьеры для товаров из развивающихся стран, что по сути означало открытие их внутренних рынков. Это соответствует экономической идеологии, которую они пытаются отстаивать и распространять по всему миру, но, следуя двойному стандарту, не желают на себе испытывать собственные идеи.
Помимо указанной причины, существует еще один фундаментальный барьер на пути реализации подобных программ изменения институтов международного обмена. Достижение высоких темпов роста среднедушевого дохода в развивающихся странах (например, 5% в год) не приведет к сокращению разрыва между ними и развитыми странами, поскольку такой темп не сможет поддерживаться в течение длительного времени, так как его стимулирование потребует большого объема дополнительных ресурсов, которым не располагают развивающиеся страны. Также предлагалось осуществлять прямые отчисления в пользу стран «третьего» мира в размере 1% ВВП высокоразвитых государств, взять под контроль мировые цены, торговый оборот, ввести режим международных налогов, облегчающих внешнеэкономическую деятельность моноэкспортных государств, большинство из которых и составляют слаборазвитые страны. Высказывалась идея создания «буферных» запасов на международном уровне, но она, как и многие другие предложения, не нашла широкой поддержки, хотя и была использована на национальном уровне. Например, США с 1980-х годов начали формировать буферный запас нефти и других полезных ископаемых, рассматривая эту задачу как центральную в деле обеспечения национальной безопасности в коротком и длительном периодах.
Мировая финансовая система, достигшая за последние десять лет невиданных размеров, движется по пути списания долгов развивающимся странам либо их реструктуризации, которая практически равносильна отсроченному списанию. Данная методология позволяет лечить симптомы заболевания, а не воздействовать на его причины. Более того, применяя ее, довольно трудно произвести исследование этих причин, чтобы выработать эффективные механизмы международных трансформаций. Развивающиеся страны продолжают нуждаться в займах, и чем значительнее их отрыв от западных стран, тем более крупные кредиты им необходимы. Относительно разработки внутренней экономической политики в развивающихся странах существует множество различных подходов. Одним из них является стратегия импортозамещающей индустриализации. Она исходит из того, что спрос на экспортные товары стран «третьего» мира, представленные в основном сырьем, продуктами сельского хозяйства, неэластичен по доходу.
Поэтому доля этого экспорта в мировой торговле будет сокращаться, что вызвано падением цен на данные виды продукции. Поскольку это ухудшает платежный баланс и страны лишаются средств на развитие обрабатывающих производств, то выход видится в установлении протекционистского режима функционирования внутреннего рынка и направлении государственных инвестиций в разработку импортозамещающей продукции, в закрытии внутренних рынков и введении контроля за операциями с национальной валютой и за всей внешнеэкономической сферой. Однако данная стратегия давно устарела, хотя периодически ее былая привлекательность заразительно действует на экономических аналитиков и консультантов правительств соответствующих стран. Закрытие рынков в современной экономике обернется не расширением поддержки обрабатывающих отраслей промышленности, а ее сужением, а также свертыванием информационно-финансовой инфраструктуры, вписанной в глобальную систему мирового хозяйства, и сферы услуг. Страна просто лишится необходимого монетарного обеспечения, особенно если принять во внимание не только тенденции развития современной экономики, но и ее зависимость от деятельности международных финансовых организаций.
Имеется куда более эффективный способ подготовки экономического прорыва. Это не закрытие рынков и использование всяческих льгот, а наращивание инвестиций в человеческий капитал, в приобретение новых технологий, в инфраструктуру, последовательное выстраивание экономической политики, поощряющей инициативу граждан, создающей условия для реализации новаций. Безусловно, такой подход не приведет к быстрым результатам, зато он более прост в смысле использования возможностей оказания необходимой помощи развивающимся странам со стороны стран западной цивилизации.
Моральная оправданность подобной помощи не вызывает сомнений, поскольку из режима структурной зависимости, сложившегося во многом исторически, эти страны черпали и продолжают извлекать значительную ренту. Проблема ее правильной оценки продолжает быть актуальной, но тот факт, что развитые страны живут помимо собственных достижений еще и за счет бедных стран, очевиден вследствие имеющихся международных асимметрий. Для модернизации отсталых обществ недостаточно внедрения современных технологий, инвестиций в приобретение знаний и экономическую инфраструктуру, поскольку все эти процессы натолкнутся на преграды в виде обычаев, установленных правил, стереотипов, моделей поведения действующих игроков. Следовательно, потребуются изменения социальных институтов, что не так просто осуществить. Экспансия западных ценностей в развивающиеся страны, с одной стороны, помогает этому процессу, но с другой оказывает разрушающее воздействие, так как свежие ценности и мотивы легко перенимаются молодым поколением жителей этих стран, для которых имитация наиболее уместна благодаря тому, что не требует больших усилий, а старые поколения остаются к ней невосприимчивы. Их консерватизм приходит в конфликт с реформизмом молодой части общества.
Возникающие напряжения не всегда заканчиваются победой новых систем ценностей. Образуются некие суррогаты, перспективы которых неясны. Кроме того, эти общества теряют свое национальное лицо, а это не позволит им разрабатывать новые конкурентоспособные технологии. Экспансия западных ценностей сопровождается внедрением институтов организации различных сфер жизни, включая образование и работу научных учреждений. При этом пионерные достижения и инвестиции остаются в странах-донорах.
Институционализация данного механизма не позволит преодолеть отсталость, даже несмотря на расцвет информационных технологий. Только сглаживание иерархии, пронизывающей организацию рынков капитала, направляемого в науку и образование, технологические достижения, социальные стандарты, уровень благосостояния и т.д. позволят сократить степень отставания в развитии бедных стран. Только подход с точки зрения преодоления институциональной регрессии может приблизить продуктивное решение указанных здесь проблем. Возвыситься над регрессией удастся посредством планирования развития, которое обязаны осуществлять правительства каждого из государств и международные институты.
Одним из инструментов разрешения глобального эксцесса выступает концепция открытого общества, предложенная в свое время К. Поппером и сегодня последовательно пропагандируемая известным финансистом и общественным деятелем Дж. Соросом.
Сорос анализирует кризисные проявления мирового капитализма, рассматривает любые причины, вызывающие этот кризис, кроме одной, играющей в процессе дестабилизации капиталистической системы, на наш взгляд, далеко не последнюю роль. Эта причина сводится к самой возможности появления в экономике «соросов» не в смысле их благотворительной деятельности и помощи слаборазвитым странам, а в смысле концентрации гигантских по размерам капиталов и власти в одних руках.
Если институты современного общества поощряют подобные события, тогда болезнь мирового капитализма становится очевидной и не следует искать или нарочно придумывать объяснения, имеющие явно половинчатое или второстепенное значение. Открытость и закрытость хозяйственной системы в условиях информационной революции и глобализации рынков становятся весьма относительным параметром. Наибольшую важность приобретают капиталы, финансовые потоки, близкая к ним власть и режимы эксплуатации. Они образуют фундамент капиталистического общества, поэтому, не уделяя им достаточного внимания в проводимом анализе, можно говорить, что существует опасность неправильного понимания кризисных тенденций капитализма и неадекватных рекомендаций в части реформирования функционирующей системы.
Почему же проблема преодоления глобального эксцесса является такой трудной, а иногда кажется, что неразрешимой? Причиной выступает институциональная регрессия, которая делает неэффективными почти все механизмы контроля за складывающейся в международных делах ситуацией. Несовершенство правовых институтов, внутренние проблемы и особенности каждой страны накладывают сильный отпечаток на процессы их сотрудничества, споры и конфликты. При этом институты, отвечающие за организацию политических структур, программируют острую конкуренцию между представителями высшей власти национальных государств.
Поэтому если и говорится, что политическая система отстает от технологического прогресса, явившегося генератором информационной революции и глобализации экономики, то нужно задаться вопросом: какие институты обеспечивают такое отставание и какие мероприятия могут помочь в преодолении образовавшегося разрыва, а какие только создадут имитацию необходимых усилий. Глобальный эксцесс есть порождение проводимой наиболее развитыми государствами политики. Развивающиеся страны вольно или невольно пытаются копировать не только созданные западной цивилизацией институты, но и проводимую этими странами внешнюю и внутреннюю политику.
В итоге глобальный эксцесс укрепляет свои позиции. В качестве единственного метода борьбы может выступать подход, призывающий к пересмотру работы политических структур, главным образом правительств, но для этого требуется согласие всех политических сил, включая неправительственные политические и наднациональные организации. Насколько это осуществимо - сказать трудно, однако сторонники открытого общества являются в данном смысле неисправимыми оптимистами. Но и реорганизация политических структур не может быть достаточной для решения проблем международного порядка.
Политические реформы обязаны опираться на высокую занятость, хорошо работающую систему образования и здравоохранения. При этом особая роль отводится уровню социального неравенства, возможности индустриализации, погашения долгов и т.д., то есть гамме социально-экономических условий. Предлагая модель открытого общества, Сорос говорит о всеобъемлющей программе реорганизации мирового порядка, но останавливается на том, какие для этого нужны действия.
Более того, открытое общество у него существует как бы оторванным от мероприятий, призванных улучшить работу международной финансовой системы. В качестве последних Сорос предлагает: решение вопроса о существующих задолженностях; пересмотр условий предоставления новых кредитов развивающимся странам; сохранение банковской системы, внесение некоторых изменений в экономическую политику стран-должников; репарации «беглого» капитала и привлечение иностранных инвестиций. Однако, как признает сам Сорос, план сенатора Бредли, а затем и Кауфмана, включал перечисленные вопросы[2]. Таким образом, по форме предлагается концепция кардинального пересмотра режима функционирования мировой капиталистической системы, но операциональное мышление господствует над системным, так как освещаются действия поверхностного характера, которые вряд ли приведут к серьезным изменениям.
Причина довольно банальна: соровский либерализм, отталкивающийся от идей Поппера и Хайека, не может ужиться с идеями новых и тем более старых институционалистов, со взглядами последних на государство и экономику. В результате возникает идеологическая близость к равновесным схемам, к решению всего путем трансформации международной финансовой системы, деятельности центральных банков, модернизации каналов кредитования. И хотя упоминается ограниченность неоклассических методов, звучит обращение к необходимости выработки новых ценностей, тем не менее трактовки указанных проблем остаются довольно специфичными, детерминированными положениями о рефлексии и открытом обществе как новой панацеи.
(Окончание следует)
Олег СУХАРЕВ,
кандидат экономических наук,
докторант Орловского государственного технического университета
* Продолжение. Начало № 5, № 6, 2001 г.
[1]M. Feldstein. Trying to do too much. Financial Times. 1998. march 5, p. 12.
[2] Сорос Дж. Алхимия финансов. М.: Инфра-М. 1999, с. 377.